В 1897 году Леру встретился с Шарлем Гарнье. Гарнье умер на следующий год, и что рассказал старый архитектор молодому журналисту - никто не знает...

В 1907 году меценат Альфред Кларк передал в дар Парижской Опере огромную коллекцию фонографических записей величайших певцов тех времен - Карузо, Ла Патти и других, но с условием, чтобы эти записи были обнародованы не ранее, чем через сто лет.

Таким образом, стали искать место для надежного хранения записей. Самым надежным местом для этой цели показались подвалы Оперы. Вот именно в процессе устройства хранилища в подвалах и была обнаружена жуткая находка...

Видимо, узнав о ней, Леру вспомнил встречу с Гарнье...

Как бы то ни было, в 1910 году появился новый роман Леру - "Призрак Оперы".

Романтическая мелодрама с элементами детектива, ужаса и мистики - так можно определить жанр этого странного романа, действие которого практически полностью происходит в Парижской Опере.

(Здесь самое место оговориться. Что в романе правда, а что нет - вопрос отдельный. Разумеется, не стоит принимать все там сказанное за правду, так же, как и не следует объявлять, что это все только полная фантазия. В том, что было, а что нет, приходиться отдельно разбираться. Но пока - сейчас - для нас это не имеет большого значения. В пространстве романа своя правда.)

Шекспировская формула бессмертна, она возрождается снова и снова в самых неожиданных ракурсах и отражениях. Леру вывернул ее наизнанку, и у него в романе сам театр стал миром, "Вавилонской башней, где поют, объясняются в любви и плетут интриги на самых разных языках и наречиях".

Парижская Опера в романе Леру всеобъемлюща. Огромный театр поднимается над жизнями персонажей, и куда бы они не ушли, отовсюду, кажется, виден его купол с Аполлоном, вздымающим свою лиру к небесам. Все герои рано или поздно обнаруживают, что театр неизбывен и неизбежен, они возвращаются сюда снова и снова, и бытие театра настолько переплелось с их жизнями, что сам театр стал частью их жизни, а они - его частью... У каждого в душе живет - именно живет, а не просто отпечатался - образ театра, и этот образ словно магнитом притягивается к первообразу, притягивая за собой и персонажей, даже если они и сопротивляются.

И начиная с некоторого момента, где бы ни были герои, на сцене ли, в фойе ли, или даже на крыше - они ощущают тяжкое давление огромного, темного, сырого лабиринта, скрытого под великолепным зданием. Помните, мы говорили, что ценой существования Оперы стало существование подвалов под ней? Подвальный лабиринт просвечивает через мирское, навязчивое великолепие Оперы, и Леру показывает, что у тех, кто носит в своей душе образ театра, неизбежно наряду с его сиянием отпечатался там и этот давящий мрак.

И вот именно там, в темной глубине подвалов, и живет тот, кто стоит за всем этим образом гигантского театра - Призрак!

Его литературные родичи - Чудовище из французской сказки и Монстр Франкенштейна, его кузены - Фауст и Квазимодо, его далекие предки - Аид и Орфей. Он - самый гениальный певец на свете, способный своим волшебным голосом играть на человеческих душах, словно виртуоз на струнах, а его музыку просто опасно слушать, ибо душа человеческая может сгореть от ее звуков. Он также гений в области архитектуры, науки, техники, иллюзионизма и лучший на свете чревовещатель.

Он скрывается в подземельях, но его тень падает на весь театр. Он неуловим, вездесущ и всемогущ.

Рожденный с безнадежно изуродованным лицом, он прошел через ад бродячего цирка и персидского королевского двора. Ненавидящий мир и ненавидимый им, он укрылся, словно паук, в подвалах Оперы - храма своих любимейших искусств - и оплел ее своей невидимой паутиной.

Он называет себя Эриком, но его настоящее имя и фамилия неизвестны. Он носит маску, чтобы скрыть свое лицо, и его маска оборачивается древним театральным символом, напоминая о масках древнегреческих актеров и о масках на фронтоне Оперы.

Уродливый внешне и прекрасный душой, гордый и доверчивый, могущественный и ранимый, коварный и по-детски наивный, гений архитектуры и музыки, он - воплощение противоречий, одухотворяющих Парижскую Оперу, ее дух, ее душа.

В своем театре Призрак всемогущ. Он может неожиданно появиться в любом месте Оперы, а потом бесшумно исчезнуть. Он добивается всего, чего хочет, методами порой забавными, а порой и жестокими. С одинаковой легкостью он и покровительствует юной балерине Мег Жири, и вымогает деньги у директоров, а порой и убивает. Ему все равно - отчуждение, которое преследовало его всю жизнь, привело к тому, что он не чувствует никаких моральных обязательств по отношению к человеческой расе. Музыка и одиночество - только им он и доверяет. Да еще немного, пожалуй, Персу - единственному из людей, который все-таки смог увидеть в Эрике живую душу.

Но даже над этим отшельником властна любовь. Что нашел Эрик в юной певице Кристине, никто не может сказать. Тайна любви - величайшая из тайн мира. Любовь выманила его из подземелий и сделала его, доселе неуязвимого в своей отчужденности, беззащитным и уязвимым. А ревность... о, ревность Призрака Оперы куда опаснее чьей-либо другой - ведь он не связан никакой моралью!

Через лабиринт обмана, страха и предательств, так похожий по запутанности и мрачности на лабиринт оперных подвалов, проходят Эрик, Кристина и ее возлюбленный Рауль. И приводит этот лабиринт в конце концов к трагическому противостоянию, полному ревности, ненависти и непонимания. Эрик предлагает Кристине простой выбор: или она выходит за него замуж, и все остаются живы-здоровы, или же она отказывается, и тогда Эрик взрывает Парижскую Оперу, и тогда гибнут все в ней, включая его самого, Кристину и Рауля. Ради жизни людей Кристина соглашается на предложение Эрика и позволяет ему поцеловать себя...

Эрик падает на колени перед Кристиной, и ее страх уходит, оставляя лишь сочувствие. Девушка ласково берет его за руку и шепчет ему ласковые, добрые слова. И Эрик... отпускает ее и Рауля. "Когда я говорил ей это, я словно сам тихонько разрезал свое сердце на части... но она ведь плакала вместе со мной, и она сказала: "Бедный, несчастный Эрик!"

Тайна романа - в этих простых словах. Все темное могущество Призрака, оказывается, стоило минуты простого сочувствия. Истинная красота его души вспыхивает, словно звезда, во тьме подвалов Парижской Оперы, и, хотя физической трансформации не происходит, становится ясно, что на деле Эрик прекрасен, и вся его "чудовищность" - плод обыкновенного людского равнодушия и жестокости. Но, увы, Кристина принимает его жертву. Она уходит, и Эрик через несколько недель умирает в одиночестве, умирает от тоски и горя. Ну, если у вас еще не возник протест против такого состояния дел, то я не знаю...

Ошибутся те, кто думает, что роман написан в традиционном для начала века "занудном" стиле. Вот уж чего-чего, а остроты языка Леру было не занимать!..

Некоторые главы вызывают просто гомерический хохот, например, история о том, как управляющие театра пытались с помощью "следственного эксперимента" выяснить, куда же все-таки девались из их карманов двадцать тысяч франков. Или их беседы с почтенной матушкой Жири. У самого Эрика, прямо скажем, с чувством юмора тоже все в порядке, раз он сумел спровоцировать такую клоунаду! Правда, юмор у него черный, но что же делать, жизнь такая.

Между прочим, смех этот не безобиден. Довольно быстро становится ясна беспощадная ирония, с которой Леру рисует многих персонажей. Например, ограниченных управляющих или циничную и глупую балерину Ля Сорелли.

И тем контрастнее выглядит задушевный лиризм, с которым Леру описывает взаимоотношения Рауля и Кристины, а также все, что дорого этим молодым людям - семью Рауля, воспоминания об отце Кристины, сказку о маленькой Лотти...

И уж совсем контрапунктом взмывает над общим тоном романа пронзительная горечь, с которой автор рассказывает об Эрике. Нет, Леру не пытается заставить нас плакать - он просто честно пишет о том, что думает по поводу такой ситуации, когда даже невероятно, фантастически одаренный человек оказывается не нужен миру просто потому, что не вышел лицом, или - читайте между строк, в конце концов, маска Эрика - просто символизм - чем-то отличается от других. А ведь в том, что касается подобного отношения, те сто лет, что отделяют нас от времен Леру, ничего не изменили...

Что же такого в этой книге, что в продолжение целого века она продолжает завораживать людей?

Во-первых, разумеется, роман является очередной вариацией на тему "Красавица и Чудовище" (и, между прочим, выходит, что родным братом нашему "Аленькому Цветочку"). Это история про то, что красота внешняя и красота истинная - вещи разные, и что красота и свет могут быть и в самом что ни на есть мраке.

Во-вторых, это история об огромном потенциале человеческой души к добру. Эрик, не ведавший, что такое добро и зло, способный убить человека просто потому, что тот подошел слишком близко к его дому (что и случилось с графом де Шаньи), приходит к пониманию того, что любить - это значит отдавать, а не брать, и следует этому пониманию, хоть это и стоит ему жизни.

В-третьих, это история о несправедливости. Леру пишет: "Если бы у Эрика было нормальное лицо, он мог бы стать одним из самых замечательных и известных представителей рода человеческого. Его сердце могло бы вместить империю целого мира, а в результате ему пришлось довольствоваться каким-то подвалом." Горький упрек человеческой слепоте и человеческому равнодушию, не желающим даже попытаться посмотреть сквозь внешнюю оболочку, по-прежнему пронзительно звучит и в наши дни, и будет звучать еще долго.

И, конечно, это роман о музыке, об искусстве, о том, что делает искусство с человеческими душами, как порою темными тропами оно ведет их к свету.

Во Франции роман встретили сдержанно. Что было тому причиной - остается только предполагать, но так или иначе, значительно больший успех пришел к английскому переводу Де Маттоса, который был опубликован через год после выхода романа. Этот перевод по-прежнему остается самым популярным в Англии и Америке, и его текст опубликован в Интернете. (Перевод Де Маттоса слегка сокращен; зато он сохраняет стиль изложения, традиционный для беллетристики начала века и очень близкий к стилю автора. К сожалению, среди русскоязычных переводов такового нет. Впоследствии были выпущены еще по меньшей мере два перевода на английский, более полные, но более "современные" по стилю.)

Леру продолжал писать книги, и ироничные детективы про Рультабиля, и мрачные "готические" романы, и литературные эссе. А через пятнадцать лет Леру познакомился в Париже с продюсером голливудской киностудии "Юниверсал" Карлом Лэммлем. Американец был очарован Парижской Оперой, и Леру дал ему экземпляр "Призрака Оперы", надеясь, что Лэммль заинтересуется. Вот так возникла первая экранизация романа.